Шрам от аппендицита разошелся, и Милая выскользнула наружу.
— Прямо сейчас, — все в том же бешеном темпе продолжала она, — я спровоцирую резкий выброс стрессовых гормонов в кровь, что позволит тебе на некоторое время почувствовать себя в более или менее приемлемой форме. Через пару минут наступит резкий спад, так что тебе необходимо за этот короткий промежуток решить все наши проблемы.
— А как...
— Времени нет, — огромными огненными буквами отпечаталось у меня в голове, а затем надпочечники (наверняка искусственные) выбросили в кровь громадную порцию кортикостероидов.
Рука схватила телефонную трубку и поднесла её к плотному пластику. От соприкосновения с Милой мешок разошелся, как будто оплавившись, и мертвец выполз на свободу.
Не знаю, похож ли я был на адскую тварь, неожиданно воскресшую вскоре после погребения, или просто сыграл роль фактор неожиданности, но два дюжих санитара, сидевших по разные стороны от мешка с покойником, слегка растерялись. Не каждый день свежий труп возвращается к жизни прямо у тебя на глазах.
Резким рывком — за счет только мышц брюшного пресса — я сел, оказавшись на полу, как раз посередине между коленями сопровождающих. Положение было крайне неудобным, так как совершенно не оставалось места для маневра.
— Левый опаснее, — предупредила Милая.
Сжав телефонную трубку в кулаке (для усиления), я коротко замахнулся и ударил точно в коленную чашечку санитара, сидевшего слева от меня. Оптимальным вариантом было бы попадание в пах, но он был плотно прикрыт выставленными вперед полусогнутыми ногами.
— А-а-а! — дико заорал он, обхватив обеими руками поврежденную ногу.
Я обернулся к второму сопровождающему — менее опасному с точки зрения Милой, и в следующее мгновение получил нокаутирующий удар ботинком в челюсть.
У моего противника была отличная реакция, кроме того, в силу своей профессии он настолько привык к трупам, что не испугался, когда один из них неожиданно ожил. Как говорится, рассуждая философски, — чего в жизни не бывает...
Опершись рукой на жесткое сиденье, он перенес вес тела на левую сторону, а правой, с полоборота, резко ударил.
Голова моя дернулась, в глазах потемнело. Было неизвестно, сломана челюсть или нет, но как минимум одного зуба я точно лишился — кровь во рту смешалась с осколками эмали.
При падении я сильно ударился затылком о пол, и, возможно, именно эта резкая боль не позволила мне провалиться в глубокий обморок.
Впрочем, мой персональный реаниматор по-прежнему оставался на месте.
Руку, до сих пор судорожно сжимавшую телефонную трубку, пронзил электрический заряд.
Милая приводила меня в чувство. Однако даже эта крайняя мера вряд ли бы помогла, если бы она не взяла под контроль мои конечности.
Я по-прежнему лежал распластанный на полу, когда ноги сами собой согнулись, колени подтянулись к груди, а затем резко распрямились...
Нечеловеческой силы удар пришелся в стык сустава, начисто сломав ногу несостоявшемуся философу. Осколок кости вышел наружу, и мгновение спустя, когда нервные окончания донесли до сознания тяжело-кровавый сгусток боли, санитар страшно закричал.
Следующий удар ногой пришелся ему в голову, после чего он замолчал — если не навсегда, то надолго. Как минимум тяжелое сотрясение мозга было гарантировано. Я уже не раз отмечал: Милая не одобряла полумер. Ее жизненным кредо было никогда не оставлять за спиной врагов.
Еще один удар достал второго санитара, и грузовой отсек автомобиля оказался полностью в наших руках.
Мы неслись с бешеной скоростью, оглашая улицы города воем сирены, поэтому водитель только сейчас услышал шум, доносившийся из салона.
По-прежнему балансируя на грани сознания, я попытался было встать, но в этот момент человек, сидящий за рулем «скорой», ударил по тормозам. От резкого толчка я завалился назад и, в очередной раз ударившись головой, окончательно потерял сознание.
В какой-то мере это было даже на руку Милой.
Обернувшись, водитель увидел нелепую, противоестественную картину. Двое санитаров без чувств валялись на полу в луже собственной крови, а прямо над ними возвышался оживший мертвец, спина которого была неестественно прогнута назад, а голова безвольно свешивалась набок. Дополняли картину смотрящие в пустоту белки глаз (зрачки закатились глубоко под веки) и бледно-синяя кожа совершенно голого тела.
Несколько секунд шофер оцепенело лицезрел этот оживший кошмар, казалось, не в силах шевельнуться. Но когда Милая, издав низкий утробно животный рык, сделала моим телом шаг в его направлении, человек наконец очнулся. Дернувшись, как будто получив удар электричеством, он резко открыл дверь и выпрыгнул на проезжую часть. К счастью для водителя, скорость наша была уже почти на нуле и поблизости не оказалось машин.
— Просыпайся. — Болезненный импульс привел меня в чувство. — Нет времени рассиживаться. Садись за руль — и поехали.
Сплюнув скопившуюся в полости рта кровь вместе с осколками зуба, я вытер рукой окровавленные губы. У этого санитара отлично поставленный удар... Был... Наверное, я бы не слишком удивился, узнав, что он имел немалый боевой опыт.
— А почему бы нам просто не уйти? — Склонившись к одному из тел, я начал стаскивать с него одежду — в сложившейся ситуации было не слишком разумно продолжать изображать из себя воинствующего нудиста. — Хотя... Кажется, сейчас я не в состоянии не то что передвигаться самостоятельно, но даже вести машину...
— Знаю, но через пятнадцать минут ты будешь уже в приемлемой форме. Кроме того, — добавила Милая, — машиной управлять намного легче, чем просто идти, это во-первых, а во-вторых, у нас незваные гости — вертолет наблюдения.