— Приготовься, сейчас выбросим тросы и будем спускаться, — раздался в наушниках Вспышки отстраненно-спокойный голос Кары.
Операция вступала в заключительную фазу.
Милой не потребовалось задавать вопросы, чтобы выяснить причину резкой перемены в моем поведении. Она выключила мое сознание, словно простую электрическую лампочку, а через мгновение вновь привела меня в чувство.
— Как только опять почувствуешь боль, представь букет полевых ромашек, эта ассоциация если не полностью разрушит иллюзию, то как минимум максимально ее ослабит.
— Что ты сделала?
Я поднялся с земли и вновь побежал. Кожа рук покраснела, как будто их только что вынули из котла с горячей водой.
— Слишком долго объяснять.
Сгусток нечеловеческой боли, заключенный в оболочке стальной пули, ударил в спину, прошел сквозь тело, по дороге разрывая густой клубок внутренностей, и расцвел кровавым цветком выходного отверстия чуть выше шрама от мнимого аппендицита.
Кара применил одну из своих самых безотказных иллюзий — проникающее ранение в брюшную полость.
Внутри живота разлился ковш раскаленного свинца, в глазах резко потемнело, и я в очередной раз потерял сознание. Тело, не контролируемое разумом, безвольной массой рухнуло на мостовую. Падение было неудачным — голова прошлась по асфальту, так что правая часть лица превратилась в кровавое месиво.
— Спускаемся, — приказал старший группы.
Судя по реакции Чужого на последний болевой импульс, сейчас он был беспомощен, словно ребенок.
— Вставай, беги и постоянно держи перед мысленным взором букет ромашек. — Милая в который уже раз привела меня в чувство.
Я сделал все в точности, как она сказала, — представил россыпь бело-желтых полевых цветов. И, как ни странно, боль отступила.
— Этого не может быть...
Если бы Кара собственными глазами не видел, как человек, секунду назад потерявший сознание от болевого шока, вновь поднялся и побежал, — он бы ни за что не поверил в эту дикую фантазию.
Однако отступать было не в его правилах. Вместо одной пули в спину беглеца ударила длинная, тяжелая очередь.
Было хорошо видно, как тело конвульсивно задергалось, реагируя на каждое попадание, и тем не менее Чужой не остановил свой стремительный бросок к намеченной цели.
— Он достигнет выхода из переулка через пятнадцать секунд. — Вспышка, благодаря своему дару, увидел Чужого на площади перед стадионом...
— Вперед, — коротко приказал Кара.
Его распоряжение было незамедлительно выполнено — вертолет пересек финишную черту на несколько секунд раньше обессиленного марафонца.
Вивьен наконец-то вернулась домой. Водная гладь, в которой растворилось не только ее тело, но и разум, была пропитана покоем и каким-то непостижимым умиротворением. Казалось, ни время, ни пространство не властны над этим безмятежным уголком мироздания, затерявшимся в каких-то неизведанно чудесных, по-детски сказочных далях.
Ей совершенно не хотелось ни о чем думать, но, как оказалось, даже эта тихая уединенная обитель не была местом абсолютного уединения.
Большая белая птица, появившаяся буквально из ниоткуда, громко захлопав крыльями, приземлилась на спокойную водную гладь, подняв кучу брызг и вспугнув мелкую живность, населявшую окрестности небольшого озерца.
— Расслабляешься? — Черный, похожий на бусину глаз был направлен, казалось, не на воду, по которой скользило ее грациозное тело, а куда-то неизмеримо дальше и глубже.
— Да, — коротко ответила девушка, сразу же догадавшись, что вопрос обращен к ней, а гонец появился здесь не просто так.
— Пора возвращаться. Времени нет.
— Конец времени означает конец мира, — нараспев протянула Вивьен. — Если нет времени, значит, нет ни-че-го, — последнее слово она произнесла по слогам.
— И что из этого следует?
— Ни-че-го... — Казалось, ей, словно маленькому ребенку, доставляет удовольствие забавляться, играя в непонятные, лишенные всякого смысла слова.
— Ты знаешь, кто я? — оставив без внимания последнюю реплику, спросила птица.
— Конечно... — Она выдержала долгую смысловую паузу. — Ты посланник.
— Можно сказать и так. — Голова птицы повернулась так, что стало видно — второй глаз не черный, а кроваво-красный. — Пора сообщить им о третьей, не известной прежде составляющей этого уравнения.
— Думаешь? — Девушка никак не могла избавиться от капризного тона избалованного ребенка.
— Уверен.
— Значит, прощай тишина и покой?
— Да. Прощай...
Птица сделала неуловимое движение, и в ее клюве оказалась трепещущая рыба.
— Прощай, — с запозданием отозвалось далекое эхо, и Вивьен резко открыла глаза.
Помощник недавно скончавшегося доктора Свенсона был глубоко поражен, когда сначала услышал громкий писк приборов, свидетельствующих об изменении состояния пациентки, а затем, обернувшись на звук, увидел, что она открыла глаза.
После той чудовищной дозы наркотиков, которые ввёл в ее организм безумный экспериментатор, казалось невозможным, что девушка вообще когда-либо придет в себя, не говоря уже о восстановлении разума.
Но, как оказалось, неожиданности на этом не кончились. Девушка села на кровати, при этом сорвав с себя сразу несколько датчиков, облепивших ее обнаженное тело, и совершенно спокойно сказала:
— Мне нужно поговорить с твоим боссом. Видя его растерянно-недоуменный взгляд, она уточнила:
— Не с тем, который умер, а вообще с самым главным в этой конторе. Теперь я готова ответить на все его вопросы. И даже более того — сообщить что-то по-настоящему важное.